Слово интервьюера. Это достаточно объемный текст, как и, наверно, подобает откровенному разговору. Здесь и вопросы, был рок-клуб клубом, какой братан Шахрин Вадику Самойлову, стоит ли музыкантам соглашаться на любой концерт в местном клубе, при каких условиях можно заработать музыкой, и что для этого делать. Мы поговорили о профессии продюсера и устройстве шоу-бизнеса в России, об Агате Кристи, Амарии и Старом Новом Роке.
Я уверен, это материал будет полезен молодым (и не очень) музыкантам и людям, думающих о карьере продюсера или арт-директора, тем, кто хочет создать свой бизнес в этой отрасли.
Хотя я планирую сделать отдельный анонс для маркетологов и продуктологов, нельзя и здесь не признать, что разговор был бы им, по-моему, очень интересен.
С Еленой Чистовой у Попова - некогда популярного места уралроковых тус
Uralrock.ru: Я уже читал некоторые твои интервью, и сам, будучи музыкантом, ощущаю некоторые проблемы. Например, профессия продюсера некоторыми понимается не так…
Елена: Кем?
U: Музыкантами, например. Они не знают, зачем нужен продюсер, не знают, где его искать, что с ним делать…
Е: Музыканты еще думают, что продюсер их грабит.
U: Да.
Е: На самом деле, я же эту тему давно анализирую, это можно так описать: когда человек голодный — музыкант, у которого ничего нет — он хочет продюсера. Он думает, что через этого человека, какого-то мифического персонажа, он изменит свою жизнь к лучшему. У него будет то, будет се, будут концерты, а про «потом» он вообще не думает.
Если музыкант уже начинает зарабатывать деньги, то он не хочет продюсера, потому что думает, что это будет большая статья затрат. Он не думает, какой выигрыш он получит.
И, что парадоксально, вот ты, например, играешь на гитаре, и я могу сказать тебе, нравится мне или нет. Но я не могу сказать, как тебе двигать пальцами и что жать, какой звук получить. Я просто могу сказать тебе, что ты не слишком профессионален, и тебе надо пойти поучиться. А коллективу, когда он работает с продюсером, кажется, что все все понимают — толпа советчиков. Знают, как пиарить, как работать.
U: А как вообще сегодня устроен этот рынок? Он вообще есть? Какие на нем субъекты? На чем зарабатывает продюсер? На чем зарабатывают музыканты? Как выглядят отношения между ними? Что продается слушателю, и платит ли слушатель?
Е: Знаешь, когда я работала с Агатой Кристи все было гораздо проще — самой индустрии шоу-бизнеса не было. А сегодня, один человек, который берется за коллектив, может только «рулить». Раньше я сама все делала и сама собой рулила, а сейчас все делать уже не возможно. Например, чтобы о группе узнали, нужно иметь PR-компанию или хотя бы одного отдельного человека, который будет пробивать просторы интернет с рассказом о тебе, с оценкой тебя, с мнением о тебе других людей — это очень большая работа. Потом должны быть специалисты, которые занимаются раскруткой музыкального материала в интернете, опять же: размещением песен на всяких стендах, форумах, портала, ютубе.
U: Пиар группы и материала — разные направления?
Е: Это иногда бывает одно и то же, если есть человек, который под это заточен. Но такой человек не всегда есть. Он может заниматься только прессой, например. Все зависит от размеров и специализации PR-агентства.
Есть, конечно, такие продюсерские центры, в которых все это есть, в которые музыканты приносят показывать материал. Но, на сегодняшний день, даже если все видят, что материал хороший — и то его сто раз протестируют в интернете. Поэтому, конечно, даже приходя в продюсерский центр, ты должен какое-то тестирование в интернете провести. Покидать треки и получить на них реакцию. Простой пример: мне, например, лично группа Грибы по барабану, но что показали результаты? Они стали Группой года! Они захватили весь интернет сначала песней, а потом и видео. Я, лично, если бы услышала эту песню, никогда бы не сказала, как продюсер с большим опытом, хорошим нюхом, что этот материал может ТАК выстрелить. Я бы сказала: ну, где-то, на чей-то рабоче-крестьянский вкус… В итоге они стали лучшими. И уже не важно, как. Важно, что они выделились среди прочих, и были отмечены.
Раньше, люди умные, которые стояли у руля музыкальных редакций, брали на себя ответственность, будто у них есть нюх. Они говорили, например: «Ой, Агата Кристи — это здорово!» И ставили. Они ставили, и всем, соответственно, нравилось. Теперь никто даже права такого не имеет. Если мы говорим о радиостанциях, программных директорах — у них нет этого права. Они должны сначала посмотреть, что им покажет статистика. И только потом они могут что-то ставить в эфир.
U: А, все-таки, как сейчас монетизируется музыка? На чем зарабатывают продюсеры, музыканты? И как они зарабатывают?
Е: Ну, выкидывая альбом через Youtube, или через агрегатор. При этом заключается контракт, по которому, например, 80% получают музыканты, а 20% агрегатор.
U: Это проценты от продажи рекламы?
Е: Это проценты от продажи музыки. Потом, никто не отменял такую сферу как клубы. Где нет такого, так сказать, интернетного влияния. Но, опять же: если ты популярен, ну хотя бы минимально популярен, то тогда клуб может поставить тебе гонорар. Иначе они могут сказать: приводи друзей, знакомых. И первые концерты могут быть сделаны и так. И если ты в себе уверен, если это классно, то друзья придут и первый, и второй раз, и третий. Но если это классно. А если это не классно, то вообще забудь про монетизацию. Ты, как бы, делай, и радуйся, что ты можешь делать.
Я, когда делала концерты Агаты Кристи, а я делала их в большом количестве в разных городах и странах даже. Я делала их в клубах Копенгагена и одновременно я там запустила один проект свердловского художника. Я ему нашла галерею. Этот художник очень талантливый, сейчас он профессор на кафедре рисунка в Уральской архитектурной академии. Вот прошло уже столько лет, он все еще пишет картины — думаешь, у него монетизируется это творчество?
U: Наверно, нет.
Е: А у него прекрасные работы. Вот этот ужасный момент, что творчество, все-таки, должно быть первично, а уже потом можно думать о монетизации. Если ты создашь что-то достойное внимания — оно выстрелит в любом случае. Через интернет. То есть ты получишь популярность, получишь слушателя, значит на тебя в клуб придут. Если в клуб придут, то придут и на большую площадку. Если начинать заниматься музыкой, изначально думая о том, как заработать —вот эта песня заработает, а эта нет — для этого надо быть гением. Гением маркетинга, я бы сказала.
Например, таким гением можно назвать Шнурова. Является ли он на самом деле тем эпатажным персонажем, которого мы видим на сцене? Он этот образ делает. И он просчитал, что это делать выгодно, что это правильно.
Но мне, все же, кажется, что, особенно в роке, первично быть самим собой. Индивидуальностью. Открой глаза: если ты видишь, что делаешь такое, чего уже наделано много, то о какой монетизации речь?
U: Я про это тоже хотел спросить. Многие берут инструмент в руки только потому, что что-то услышали. На первых шагах все точно кого-то копируют. С другой стороны, кажется, что музыка идет по некоторой спирали — популярным становится то, что уже было когда-то. Вот, например, Amaria…
Е: Ты послушал? Твое мнение?
U: Мое первое впечатление, что я слушаю что-то из MTV начала нулевых. Я не считаю, что это плохо, но я задался вопросом: это сознательный шаг? Или так получилось?
Е: Ну ты послушал, как музыкант. Как музыкант другого поколения. Ты, наверно, заметил, что музыканты там не молодые.
U: Ну да. Но ты знаешь, у нас, у музыкантов, бытует мнение, что Россия от Европы в плане музыки лет на 10 отстает.
Е: Я тебе скажу про Амарию. Дело в том, что я вообще не хотела заниматься никаким продюсированием больше. Потому что есть много других интересных вещей в моей жизни. Но она очень долго хотела, чтобы я ее продюсировала. Долго просила меня об этом, больше года. И в это время я естественно слушала материал, который она делала.
Я слушала материал и пыталась понять, что с ней вообще делать, потому что речь шла не о роке. Она автор музыки и текстов, сочиняла огромное количество, на русском и на английском, многое аранжировано, вложены в это деньги. И это не был рок. ВООБЩЕ. Это была популярная музыка, при чем бросание из одного состояния в другое. Я пыталась понять, кто это. Ведь сейчас любой человек, зритель, он ищет индивидуальность. Вот Грибы — они индивидуальны в том образе, в котором нам их преподнесли. За что-то надо зацепиться. А я не могла ни за что зацепиться, и я ей это сказала: «Пока ты не найдешь и не поймешь, кто ты, пока ты не придешь сама к себе…» А ей есть что сказать, она рассуждает, как человек очень умный, тонкий, с пониманием психологии. И мы не говорим сейчас даже о монетизации. Вот, например, Ирина Дубцова — она тоже пишет музыку и тексты — я уважительно к ней отношусь, потому что то, что она пишет — это зашибись. И с этим нельзя не согласиться, у нее это хорошо получается. И она пишет в своей манере, эта манера узнаваемая. И если ты хочешь чего-то добиться — ты должен быть узнаваемым. И вот я ей дала такой толчок, как она говорит, и она решила, что будет делать рок-музыку.
И этот альбом, который мы сейчас делаем — это результат моего на нее влияния и ее экзерсисов, которые привели к созданию вот такого материала.
Что делать с музыкой? Вот есть продюсеры, которые тебе говорят: «Ты должен делать электронную музыку», или: «Ты должен делать, как Depeche Mode, будешь тем-то и тем-то». Ну например, как в свое время так делал Айзеншпис. Я этим не занимаюсь. Я говорю: «Ты должен быть узнаваемым, ты должен отличаться от других, ищи это сам». Ведь столько вкусов, столько людей, столько понятий о прекрасном, можно представить материал и так, и так, можно представить это гениально. Это можно делать, если ты являешься автором. Продюсирование предполагает и такие проекты, как у Игоря Матвиенко. Фабрика, например, и прочие, когда девочки ничего из себя не представляют, просто они поют, и ты набираешь группу людей и вкладываешь в их уста то, что ты хочешь. А ты сам являешься автором музыки и текстов. Если ты претендуешь на эту роль — я, например, не претендую. Я могу продюсировать продукт, но не буду делать за тебя гениальные тексты.
U: Мне, как руководителю, интересно понять роль и функции продюсера. Как я это услышал: с одной стороны, человек должен понимать рынок, маркетинг, разбираться, кому и что может быть интересно. С другой стороны, он должен быть менеджером — рулить, как ты говоришь. Потому что сегодня, действительно, процессов очень много разных. А то, что ты говоришь сейчас, похоже сейчас на роль коуча — помочь человеку свой стиль найти.
Е: Понимаешь, в чем дело: вот приходят к тебе люди, например, учиться на актера. И если перед тобой бездарный ученик, то хоть Олег Табаков или Меньшиков, или Безруков из него таланта не сделают. Если ты талантлив, то тебя нужно «отрулить» — это то, что я делаю, отруливаю. Я талантливому человеку говорю, чего в его супе не хватает.
U: А вот сейчас популярно мнение, и я его разделяю, что, хотя на одном таланте далеко не уедешь — нужен упорный труд, но и за определенное время талант можно освоить. Научиться быть и автором, и исполнителем. Так называемое, правило 10000 часов.
Е: Но ты все равно не станешь Пушкиным или Толстым. Если не дано. Я верю в то, что есть люди, которые хорошо поют и играют, но лучше пусть они играют кавер-версии за хорошие деньги. Я была директором большого развлекательного центра, Космик, с площадками по всей стране. И я делал очень много концертов, очень много ивентов, корпоративов, просто сотни. И я делала некоторую программу. В итоге, выделилась некая группка музыкальных коллективов, которые играли у меня почти на всех корпоративов. В итоге: я сейчас этим не занимаюсь, а коллективы благополучно продолжают играть. Один из этих коллективов откуда-то из Сибири, который ко мне однажды постучался — они сейчас выступают на всех домашних вечеринках у Пугачевой, Киркорова, Баскова. Это потому что они настолько поднаторели. Вот это тот случай, когда теория 10 000 часов работает. Когда люди обучились, музыкальную школу закончили, профессионально поработали, они могут кавера снимать один в один, а то и лучше — такие коллективы незаменимы, универсальны, их обожают, они зарабатывают деньги.
U: Есть ощущение, что сегодня большинство музыкантов выбирают этот путь.
Е: Этот путь уже стандартный, на этом пути ты тоже можешь стать знаменитым — есть коллективы, которые выделяются среди прочих. Кто делает это лучше. Но при этом ты не кричишь: «Я Пушкин! Я Маяковский! У меня свое лицо!» Ты просто хороший сервис.
U: Мне кажется, да — музыканты выбирают этот путь, потому что там уже есть индустрия. Грубо говоря, если ты решил зарабатывать на каверах, ты знаешь куда идти — есть специальные площадки, сайты. А если ты хочешь быть автором — куда бежать? Или просто творить, пока не заметят?
Е: Ну вот в моем случае, с Амарией: она — я не буду говорить, сколько ей лет — она уже взрослый человек. И она уже профессионально состоялась. Причем, удачно. Потом она писала книги, стала членом Союза писателей. Но музыка все время была рядом, всегда было желание. И она, видимо, однажды сказала себе, что хватит зарабатывать деньги, надо что-то сделать для себя. И она этот проект начала для себя. Но! Она финансово могла делать такие вещи: написала песню и на студии ее записала. В Москве это стоит около 100 000 рублей. С живыми музыкантами, с аранжировкой. Под ключ.
И вот ты говоришь, что получилось похоже на музыку начала нулевых. По-моему, скорее, конца девяностых. И ты спрашиваешь, нравится ли это мне? В некоторых случаях я там вижу удачи, а в некоторых я удачи не вижу — вижу некий мейнстримоский стандарт. Но, за счет того, что это исполняет женщина, и того, какие там тексты, это должно определенный контингент задевать, трогать. В силу того, что у нас не так много женского рока, иметь некий коммерческий успех. То есть, я бы в какой-то момент, может, поменяла аранжировки, сделала бы больше экспериментов, но это уже другой разговор. Пока получилось так, что этот альбом записан с одним аранжировщиком, и ей нравится с ним работать. Это не мой продукт — это ее продукт. Я ей говорю: «Ты несешь за это ответственность».
Продюсер может вести себя и так, и так. Я веду себя корректно, уважительно по отношению к человеку, который сам занимается своим творчеством. Все, что она делала до этого — я говорила, что с этим никуда. Вот сейчас с этим — куда-то. Более того, мы же были отобраны на рок-фестиваль, и это услышали другие — Фоменко там был, Пантыкин, Бегунов — они же не сказали «никуда», они сказали «приезжай». Я же могла на них надавить авторитетом, чего сознательно не хотела делать. Я так не делаю ни с кем, даже с собственной дочерью, которой я тоже занята, и к которой я приложила свою руку. Но на том этапе, когда это надо было. Она сейчас художник по костюмам в кино, в культовых фильмах. ДухLess, Анны Меликян, в клипах Би-2. И она дизайнер одежды.
U: Протекция не потребовалась.
Е: Я не кричала, что она моя дочь. Я вселила в нее веру, что она талант. Это очень важно. Меня вчера, как раз, на радио «Рок Арсенал» задали вопрос, откуда во мне эта уверенность, что я знаю, что делать. Я начала встречаться со своим будущим мужем, когда мне было 17 лет, на Весне УПИ мы познакомились. Он учился на первом курсе архитектурного института — то есть группа таких модных мальчиков длинноволосых в клешах подошли к нам, а мы учились в десятом классе. Так начались наши отношения, три года мы встречались, потом поженились. Суть в чем: он всегда про меня какие-то байки рассказывал. Практически с самого начала: что нет двери, которую я не открою, что я любую дверь пинаю ногой. Я слушала и думала: ну что за бред. Он, видимо, так меня видел, создавал такой мой образ, что я в какой-то момент в него поверила. Я считаю, что это очень важно. И в свое время я то же самое сделала с дочерью — заставила ее… нет, неправильное слово: дала ей такой импульс. Полтора года я ее продюсировала и дала импульс, что надо сделать собственную коллекцию. Она ее сделала дома карандашом от руки, и дальше на ее коллекцию мы взяли моделей, которых она сама отобрала — это были студенты филологического и философского факультетов — и мы делали шоу «Японская геометрия», которое гремело по всей Москве. Молодой талантливый дизайнер Анна Чистова и шоу «Японская геометрия». Она выстроила само шоу, она их одела, решила, как это стилистически выразить, а я делала клубы. Это мог быть полный провал — если бы не было правильного продукта. Все равно продукт первичен. Понимаешь, искусство продюсера — правильно пушить это продукт. И это очень большая работа, но это отдельная вещь. А если нет продукта? То как бы я ни пинала свою дочь… Не нужно думать о монетизации продукта, если ты из себя ничего не представляешь.
Есть другая ситуация. Человек сидит дома и думает: я и так сыграю, и так сыграю — мне нужно найти какую-нибудь коммерческую нишу, в которую я могу встроиться. То есть какой-то мощный маркетинг осуществить. В таких случаях, может быть, нужно не с такими продюсерами, как я, общаться, а с теми, кто создает продукты. И которые, тоже, не всегда удачны, ты знаешь. И вот перечисли продюсеров, который в нашей стране создают продукты — в основном они все будут в попсе.
U: Вот ты говоришь «попса» — сейчас, во всяком случае на западе, стилистические границы очень сильно размыты…
Е: И у нас тоже.
U: И у нас тоже.
Е: И одна из первых их начала размывать Агата Кристи. И в рок-клубе нас все за это не любили. Потому что считали, что мы какая-то «оперетка».
U: А есть сегодня такой продукт, который может быть качественным, но его в России невозможно продать?
Е: Если, например, люди любят мейнстримовское направление, то Амария в такой тусовке пройдет на ура. Но если любят слушать арэнби или хэви метал — это другая компания, то там это будет мимо. Надо куда-то встроиться. В какую-то, хотя бы, фестивальную группу людей, чтобы среди них себя показать.
U: А фестивали сегодня реально работают? Тот же Старый Новый Рок — его не очень любят среди музыкантов, потому что там дают 15-20 минут на выступление. И создается ощущение, что тебя просто не заметят. Народ приходит потусить. Это исключительный случай, наверно, когда такие короткие сеты. Но вот когда много групп, по 30-40 минут на выступления — насколько это работает сегодня?
Е: Знаешь, это как работает? На самом фестивале не работает, я согласна. Я об этом тоже думала. Но есть ли в Свердловске альтернатива СНР? Или ты тут выступишь, или нигде. Второе: ты получишь хорошее видео, хорошие фотографии, хороший звук — а дальше пиарься. Иди к Пете и рассказывай, как круто вы выступили.
U: Вот допустим, я получил это видео, и оно мне нравится. Дальше вопрос: если у меня есть бюджет, куда мне идти пиариться? В гугле набрать «пиар агентство»? Я могу куда-то пойти и попросить меня попиарить? Или надо самому что-то делать?
Е: Если это продюсерский центр, и ты там стал интересен. Вот, например, Елка однажды пришла в продюсерский центр. Вельвет, по-моему. И была интересна, и ей занялись. И там пиар был включен — есть продюсерские центры, которые оказывают комплекс услуг. И туда ты приходишь и начинают работать.
U: Ты так говоришь: «Пришла в продюсерский центр», а я у нас нигде не видел подобной вывески.
Е: Ну, в интернете есть.
U: То есть, я могу в поисковике вбить и прийти?
Е: Да.
U: А если вообще ничего не понимаю в этом, как мне выбрать одно из многих предложений?
Е: Надо обойти всех, и не тебе выбрать, а чтобы кто-то тебя выбрал. И кто-то вообще тебе сказал: «Ты нам подходишь. Ты в нашем формате». Первоначально надо хвататься за любую соломинку, особенно если нет денег. Если есть деньги, то тогда ты выбираешь пиар-компанию, которая тебе нравится, и ежемесячно платишь деньги. Я не знаю, какие здесь расценки, но если денег нет, то о чем говорить?
Если денег нет, то их надо искать. Возможно, есть люди, которые захотят тебе помочь, и у них так этих денег много, что, возможно, получив от них какой-нибудь один миллиончик для первоначального толчка, ты сделаешь какие-нибудь шаги. Деньги важны при первоначальном старте. Или деньги, или талант. Если ты что-то из себя представляешь, то продюсерский центр может сам тебя взять — я не знаю, какая ситуация с продюсерскими центрами здесь. В Свердловске кто-нибудь работает в этом ключе? Может, никто и не работает. Может, все хотят создавать проекты «Старый Новый Рок», коммерческие. СНР кем-то поддерживается?
U: Там есть спонсоры.
Е: Потому что в этот раз не было много зрителей. Это не окупало ни аренду этого помещения, ни эту сцену, ни этот звук…
U: По билетам он не окупается.
Е: Присутствуют другие деньги, влитые в это. Короче, ты хочешь услышать рецепт? Рецепт такой. Видела недавно интервью с Кобзоном, и кто-то там вспоминал, как он начинал. Интересно, Кобзон стучался во все двери, выступал на всех стройках, ничего не чурался, использовал любую возможность сказать: «Посмотрите на меня». И на первой стадии надо думать не о монетизации, какой я классный — кто-то должен это увидеть. Надо вставляться везде. Везде, где можно.
Есть такой фестиваль «Индюшата» в Москве. Кушнир продакшн его делает. Они тоже отбирают. Первичный отбор со всей страны, аудиопрослушивание. Потом неделя, где все выступают на одной площадке — люди приезжают на свои деньги, живут там, где они нашли жить, никто им не помогает. Но они выступают в центре Москвы. В клубе достаточно андеграундном. Те кто лучшие, кто выделяется — о них начинают писать. Слева от меня — я в жюри — сидит один продюсер, справа — другой продюсер. Кто-то за что-то зацепился, кто-то заинтересовался одной группой, кто-то — другой. И это все начинает переходить в какое-то движение. Под лежачий камень вода не течет — надо использовать все. Любые фестивали, любые старые новые роки, все, что угодно. Да, три песни спеть. Ты три песни спел, но в любом интервью ты скажешь: «Был отбор из 500 групп — выбрали меня». И другой подумает: «Аааа, значит это неплохо, раз его выбрали!»
U: У нас этот рынок сегодня насколько зрелый? Он зреет? Я поясню. Я пару лет назад общался с владельцем местного клуба, и он рассказал, что 5 лет вкладывал свои деньги в клуб. 5 лет стабильно уходил в минус. И только на шестой год клуб начал приносить деньги. И очень часто слышу от молодых ребят, которые занимаются бизнесом, что, дескать публика не та. Вот я сделал такой классный бизнес — они ко мне не ходят. Сегодня в России насколько слушателю это нужно? Платит ли он? У шоу-бизнеса есть сегодня движущая сила?
Е: Все есть. Есть люди. И людям нужно хлеба и зрелищ. Но люди, знаешь… Я тут встретилась с одним другом вчера — он учился с моим мужем. Он из-за меня приехал из Дегтярки на несколько часов. Я говорю: «Куда идем?» Он говорит: «Может, сначала выпьем?» И достает из куртки флакон, предполагая, что мы с ним выпьем прямо сейчас. Дальше я говорю: «Сейчас не могу», а он: «Тут же KFC рядом — пойдем туда». То же самое в музыке: кто-то идет в клуб потанцевать, кто-то — послушать. Людей много. Екатеринбург — достаточно живой, активный город. Речь идет о клубной культуре, о том, какую ты делаешь специализацию. Если говорить о живых выступлениях: им же не выгодно Шахрина приглашать каждый раз — это дорого. Им выгодно приглашать молодые коллективы, на варварских условиях заставлять их работать. И от тебя зависит, придут ли на тебя. Тут включается вся эта пиар система. Сам ты, друг ли твой, но кто-то должен. У американцев же потому узкая специализация, что не может один человек быть и швец, и жнец и на дуде игрец. Я этим была у Агаты Кристи. Но сейчас я этого делать не буду. Я буду говорить: «Вот ты будешь пиарить, ты будешь делать интернет-все, а я буду говорить, кто где ошибки сделал». И не потому, что я такой супер-пупер-босс. А потому что система такая. Я не должна знать специфику пиар, я не должна знать, какие кнопки нажимать в Интернете, чтобы это закрутилось так, как надо правильно — выложить, отслеживать. Это отдельная работа, отдельные люди. Как это может сделать один музыкант? Если он начинающий, он может сделать это, используя любовь друзей. Или деньги. Есть такие друзья, которые между делом тебе это сделают, и они занимаются другой работой, но им нравится, что делаешь, или они тебя любят. Какая-то мотивация должна быть. И так во всем мире.
U: Я тоже хотел спросить. Вот был рок-клуб. В Свердловске, Ленинграде. Насколько это был клубный формат? И люди тогда собрались, это были единомышленники. Сейчас, такое ощущение, что тусовка разобщена. Более того, если мы возьмем тусовку металистов, то они все друг с другом еще грызутся. И сегодня где тусовки создаются? Есть ли к этому предпосылки?
Елена мотает головой.
U: Нету, да?
Е: Я тебе хочу другое сказать: тусовка — тоже некоторая иллюзия. Я вообще, чем становлюсь старше и мудрее, тем больше понимаю, что человек рожден быть один. Рожден один, есть один и всегда будет один. Максимум, что может появиться — вторая половинка.
Вот послушай текст недавней песни у Шахрина «Чей чай горячей» — суть об этом. Когда я была с Агатой Кристи, то Чайф меня не любил. Они знали, что если буду я, то Агата Кристи будет в более выгодны условиях на концерте, у них что-то еще будет лучше, и поэтому, за что они могли меня любить? О каком, вообще, братстве могла идти речь? Какой братан Шахрин Вадику Самойлову? Вообще из разных культур. Еще тот Вадик во фраке, с вот такой будкой, и с красными щеками. Ну вообще другое. Бутусов, который ни с кем не разговаривал вообще. Это вот возникало ощущение на фестивале, или могли люди подойти поболтать в клубе, выпить чаю, но это нельзя сказать, что было откровение, это могло быть просто выяснение: не забыли ли про нас.
Я, когда занимаюсь работой, никогда ни с кем не братаюсь. Я не вижу в этом братании профессионального. Брататься ты можешь внутри совей группы, искать материал, который вы делаете вместе, как единомышленники. Внутри группы тоже бывает по-разному. Есть лидер, который диктует правила, есть сессионные музыканты, которые могут вылететь в любой момент. И братья, не братья — от них требуется братское отношение, а потом они вылетают в пенсионном возрасте. Оказываются без денег, без пенсии, заканчивают жизнь самоубийством. Примеров полно. Все же, это бизнес. Ты тратишь время, профессиональные качества на кого-то, если это не твой проект. Должны быть заключены какие-то договоры, которые оберегают тебя хотя бы на пять лет.
U: У нас есть культура заключения таких договоров? Или это только в Москве совсем в коммерческих коллективах?
Е: У меня договор с Амарией. С Агатой Кристи не было.
U: Тогда, наверно, ни у кого не было.
Е: Я могу сказать тебе, что в основе группы были несколько человек, которые жили в городе Асбесте. Один из них — основатель группы барабанщик Петр Май. Но когда мы достигли первого успеха, лидер группы поменял этого барабанщика на другого человека — Алика Потапкина — он думал тогда идти или в Агату Кристи, или в Наутилус. Вадик его перевербовал. Музыкант внутри группы тоже абсолютно не защищен.
Вот взять, например, группу Токио. У нас в группе есть мальчик, который 11 лет работал барабанщиком в группе Токио. При этом, работая 11 лет, и ездя на гастроли, он все равно оставался сессионным музыкантом, потому что вся власть в руках лидера группы. В итоге лидер уезжает в Киев жить и там создает другой Токио. Какая разница, понимаешь, «Токио — это я». Или как Бутусов говорит: «Наутилус — это я». Вот и все, гудбай.
Если ты музыкант, вложил много сил и времени, и даже участвовал в раскрутке, не факт, что ты там будешь завтра.
U: Ну, мой опыт молодого специалиста говорит, что сегодня, даже есть у тебя есть договор с работодателем, то все равно есть риски.
Е: Но меньшие.
U: А ты подсказываешь группам в смысле организации отношений внутри коллективов? Ну, например, я участвовал в нескольких коллективах и мне казалось, что внутри группы должны быть демократия, должно быть учтено мнение каждого. И в итоге все группы распадались, потому что творческие люди не умеют договариваться — встают в позу и все. И я решил, что в группе должен быть лидер. Не в смысле творчества, а в смысле организации, который берет на себя рулежку.
Е: Если это лидер-автор, то он хозяин. Если он берет на себя администраторские навыки… Я тебе так скажу: вот Агата Кристи. Если бы там был один Вадик — потому что Глеб тогда не очень участвовал — Агаты Кристи бы не получилось. Потому что Глеб давал ту попсовость, за которую нас все рокеры ругали, а это как раз была та фишка. Договаривались они со школы. У них это был тоже процесс длительный, чтобы прийти к общему стилистическому знаменателю.
U: А они договаривались больше как друзья? Или они договаривались ради хорошего продукта?
Е: Ради продукта, но они тогда не думали о деньгах. Тогда же еще не было коммерциализации. Я их взяла, когда они уже год существовали, но у них ничего не было. Они хотели, видимо, создать оригинальный, отличающийся от других продукт. Хотя тогда был, например, Апрельский Марш, который то же самое делал. Или Урфин Джюс. Они все претендовали на некую оригинальность.
Я не знаю. Есть понятие «удача». Вот просто удача — так складываются карты. Есть большая роль, конечно, человека, который стоит рядом с группой — он просто должен в нее верить.
В конечном итоге, на сегодняшний день, все продюсеры, которые занимались роком и сделали какой-то проект — будь то Мумий тролль, Земфира — они все в последствии расстались со своими коллективами. Они расстались, или с ними расстались.
